Неточные совпадения
Не дупель, а бекас вырвался из-под собаки. Левин
повел ружьем, но в то самое время как он целился, тот самый звук шлепанья по
воде усилился, приблизился, и
к нему присоединился голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.
Нахмуренный вернулся он в свой номер и, подсев
к Яшвину, вытянувшему свои длинные ноги на стул и пившему коньяк с сельтерской
водой,
велел себе подать того же.
Вернувшись с Кити с
вод и пригласив
к себе
к кофе и полковника, и Марью Евгеньевну, и Вареньку, князь
велел вынести стол и кресла в садик, под каштан, и там накрыть завтрак.
Он пошел
к двери и оглянулся. Она сидит неподвижно: на лице только нетерпение, чтоб он ушел. Едва он вышел, она налила из графина в стакан
воды, медленно выпила его и потом
велела отложить карету. Она села в кресло и задумалась, не шевелясь.
Мы вышли
к большому монастырю, в главную аллею, которая
ведет в столицу, и сели там на парапете моста. Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно идут с ношами овощей взад и вперед или
ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой дороги полями с рисом, которые были наполнены
водой и походили на пруды с зеленой, стоячей
водой.
По зимнему пути Веревкин вернулся из Петербурга и представил своему доверителю подробный отчет своей деятельности за целый год. Он в живых красках описал свои хождения по министерским канцеляриям и визиты
к разным влиятельным особам; ему обещали содействие и помощь. Делом заинтересовался даже один министр. Но Шпигель успел организовать сильную партию, во главе которой стояли очень веские имена; он
вел дело с дьявольской ловкостью и, как
вода, просачивался во все сферы.
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился дольше обыкновенного. Капитан вспылил и решил прибегнуть
к экстренным мерам. На дворе у него был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он
велел раздеть Кароля, положить под жолоб на снег и пустить струю холодной
воды… Приказание было исполнено, несмотря на слезы и мольбы жены капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
Захватив с собой топор, Родион Потапыч спустился один в шахту. В последний раз он полюбовался открытой жилой, а потом поднялся
к штольне. Здесь он прошел
к выходу в Балчуговку и подрубил стойки, то же самое сделал в нескольких местах посредине и у самой шахты, где входила рудная
вода. Земля быстро обсыпалась, преграждая путь стекавшей по штольне
воде. Кончив эту работу, старик спокойно поднялся наверх и через полчаса
вел Матюшку на Фотьянку, чтобы там передать его в руки правосудия.
И хозяйка, и жилец были в духе и
вели оживленную беседу. Давыдовская повторяла свой любимый рассказ, как один важный московский генерал приезжал
к ней несколько раз в гости и по три графина холодной
воды выпивал, да так ни с чем и отошел.
Мансуров и мой отец горячились больше всех; отец мой только распоряжался и беспрестанно кричал: «Выравнивай клячи! нижние подборы
веди плотнее! смотри, чтоб мотня шла посередке!» Мансуров же не довольствовался одними словами: он влез по колени в
воду и, ухватя руками нижние подборы невода, тащил их, притискивая их
к мелкому дну, для чего должен был, согнувшись в дугу, пятиться назад; он представлял таким образом пресмешную фигуру; жена его, родная сестра Ивана Николаича Булгакова, и жена самого Булгакова, несмотря на свое рыбачье увлеченье, принялись громко хохотать.
Выйдут на берег покатый
К русской великой реке —
Свищет кулик вороватый,
Тысячи лап на песке;
Барку
ведут бечевою,
Чу, бурлаков голоса!
Ровная гладь за рекою —
Нивы, покосы, леса.
Легкой прохладою дует
С медленных, дремлющих
вод…
Дедушка землю целует,
Плачет — и тихо поет…
«Дедушка! что ты роняешь
Крупные слезы, как град?..»
— Вырастешь, Саша, узнаешь!
Ты не печалься — я рад…
— Ему это не рука, барину-то, потому он на теплые
воды спешит. А для нас, ежели купить ее, — хорошо будет.
К тому я и
веду, что продавать не надобно — и так по четыре рубля в год за десятину на круг дадут. Земля-то клином в ихнюю угоду врезалась, им выйти-то и некуда. Беспременно по четыре рубля дадут, ежели не побольше.
Аггей же Никитич позвал
к себе почтового смотрителя и
велел ему подать себе самой холодной
воды.
А вокруг яслей — арабы в белых бурнусах уже успели открыть лавочки и продают оружие, шёлк, сласти, сделанные из воска, тут же какие-то неизвестной нации люди торгуют вином, женщины, с кувшинами на плечах, идут
к источнику за
водою, крестьянин
ведет осла, нагруженного хворостом, вокруг Младенца — толпа коленопреклоненных людей, и всюду играют дети.
На другой день поутру, когда мы оделись и пришли пить чай в дом, Иван Ипатыч, против обыкновения, вышел
к нам, объяснил мою вину Манасеиным и Елагину, приказал им идти в гимназию, а меня лишил чаю,
велел остаться дома, идти во флигель, раздеться, лечь в постель и пролежать в ней до вечера, а вместо завтрака и обеда
велел дать мне ломоть хлеба и стакан
воды.
— Давыд жив, — закричал я громче прежнего, — жив и здоров; жив Давыд, ты понимаешь? Его вытащили из
воды, он теперь дома и
велел сказать, что завтра придет
к тебе… Он жив!
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она
ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает в глубокой яме, как уж в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода
ведут, по-видимому, в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная
к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет в стенах своих четыре впадины в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание
воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением, в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Прошло две недели с приезда Насти
к Крылушкину. Он ей не давал никакого лекарства, только молока
велел пить как можно больше. Настя и пила молоко от крылушкинской коровы, как
воду, сплошь все дни, и среды, и пятницы. Грусть на Настю часто находила, но припадков, как она приехала
к Крылушкину, ни разу не было.
Высокий дом, широкий двор
Седой Гудал себе построил…
Трудов и слез он много стоил
Рабам послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
В скале нарублены ступени;
Они от башни угловой
Ведут к реке, по ним мелькая,
Покрыта белою чадрόй
Княжна Тамара молодая
К Арагве ходит за
водой.
В святочный вечер приходили дворовые и брызгали пшеничными зернами, приносили петуха, который спросонья
вел себя чрезвычайно флегматично и не захотел ни ходить, ни клевать. Барышни затеяли гадать. В зале на стол поставили суповую чашку с
водою и спиртовую кастрюлю с растопленным воском, который разом выливали в
воду. Все подходили
к дебелой Марье Ивановне, жившей в доме в качестве компаньонки и принявшей на этот раз роль гадалки.
Ротные командиры и батальонный адъютант, ехавшие верхом, которым можно было бы весьма удобно переехать через лужу, видя перед собой пример генерала, подъезжали
к ней, спешивались и,
ведя лошадей на поводу, вступали в грязную, взбудораженную сотнями солдатских ног
воду.
На палубе пассажиры разместились с чашками кофе по группам, и все
вели оживленные разговоры. Николай Фермор пил свой кофе, сидя в сообществе нескольких человек, и когда его чашка была уже им допита, он поставил ее на рубку, а сам встал с места и отошел
к борту, и затем сию же минуту наступил ногою на перекладину и, перекинувшись через перила, бросился в
воду на глазах всех пассажиров…
Тогда Голован
велел им поставить около него ведерце с
водою и ковшик, а самим идти
к своим делам, и никому про то, что было, не сказывать.
Рыжий свет выпуклых закопченных стекол, колеблясь, озарил
воду, весла и часть пространства, но от огня мрак вокруг стал совсем черным, как слепой грот подземной реки. Аян плыл
к проливу, взглядывая на звезды. Он не торопился — безветренная тишина моря, по-видимому, обещала спокойствие, — он
вел шлюпку, держась
к берегу. Через некоторое время маленькая звезда с правой стороны бросила золотую иглу и скрылась, загороженная береговым выступом; это значило, что шлюпка — в проливе.
Притащил меня немец
к той калюже, разбил сапогом лед и
велит мне сунуть руки в
воду.
Раздевшись, Андрей Андреич дает себе остынуть и лезет в
воду. Но и его вмешательство не
ведет ни
к чему.
Пошли прилежно по следам:
Они
вели к Днепру — и там
Могли заметить на мели
Рубец отчалившей ладьи.
Вблизи на прутьях тростника
Лоскут того же кушака
Висел, в
воде одним концом,
Колеблем ранним ветерком.
— Ну, что это, дядюшка, за кучер? Ему на косульницах ездить, а не на кровных лошадях. Он
к этим львам и подойти не посмеет, да и дурак какой-то! Я ему
велел возить солому да
воду в хлев.
Только!.. Вот и все
вести, полученные Сергеем Андреичем от отца с матерью, от любимой сестры Маринушки. Много
воды утекло с той поры, как оторвали его от родной семьи, лет пятнадцать и больше не видался он со сродниками, давно привык
к одиночеству, но, когда прочитал письмо Серапиона и записочку на свертке, в сердце у него захолонуло, и Божий мир пустым показался… Кровь не
вода.
— Конечно, знающего, — ответил Смолокуров. — Без знающих людей рыбного дела нельзя
вести. Главное, верных людей надо; их «разъездными» в косных по снятым
водам рассылают наблюдать за ловцами… У нас, я вам скажу, дело вот как ведется. Снявши
воды, ловцам их сдаем. Искать ловцов не надо, сами нагрянут, знай выбирай, кому отдать. Народ бедный, кормиться тоже надо, а
к другим промысла́м непривычен. И как много их сойдется, сдача пойдет наперебой. Один перед другим проценты набавляет.
Рассказав все это, Гуль-Гуль показала мне потайную дверцу, которая
вела из моей тюрьмы в ее временное убежище, оказавшееся крошечной комнаткой, которая служила когда-то, скорее всего, кладовой, а теперь была окончательно заброшена обитателями замка. Керим доставлял ей съестные припасы. За
водой же Гуль-Гуль спускалась прямо
к Тереку — по уступам полуразрушенной стены.
— Ходкий, неча сказать!.. — захохотал Корней. — Теперь у Макарья, что водке из-под лодки, что этому товару, одна цена. Наш хозяин решил всего тюленя, что ни привез на ярманку, в Оку покидать; пущай, говорит, водяные черти кашу себе маслят. Баржа у нас тут где-то на Низу с этой дрянью застряла, так хозяин дал мне пору́ченность весь жир в
воду, а баржу погрузить другим товаром да наскоро
к Макарью
вести.
Сидорушка рассказывал, что сам был в той стороне, и все были рады
вестям его и веселились духом, а чтобы больше еще увериться в словах Сидора Андреича, посылали с Молочных
Вод к Арарату учителя своего Никитушку.
На вопросы, не пора ли в путь, они отрицательно качали головами. Я уже хотел было готовиться ко второй ночевке, как вдруг оба ороча сорвались с места и побежали
к лодкам. Они
велели стрелкам спускать их на
воду и торопили скорее садиться. Такой переход от мысли
к делу весьма обычен у орочей: то они откладывают работу на неопределенный срок, то начинают беспричинно торопиться.
Разница заключалась только в том, что та давняя истерика
вела его
к потере чувств и
к совершенному расслаблению и упадку жизненности, меж тем как теперь с каждым глотком
воды, поданной ему белыми, античными руками Глафиры, в него лилась сила безотчетной радости, упования и надежд.
Горданов пришел, наконец, в себя, бросился на Висленева, обезоружил его одним ударом по руке, а другим сшиб с ног и, придавив
к полу,
велел людям держать его. Лакеи схватили Висленева, который и не сопротивлялся: он только тяжело дышал и, водя вокруг глазами, попросил пить. Ему подали
воды, он жадно начал глотать ее, и вдруг, бросив на пол стакан, отвернулся, поманил
к себе рукой Синтянину и, закрыв лицо полосой ее платья, зарыдал отчаянно и громко...
Когда же после полночи Авдеев вернулся
к себе домой, кухарка, отворявшая ему дверь, была бледна и от дрожи не могла выговорить ни одного слова. Его жена, Елизавета Трофимовна, откормленная, сырая старуха, с распущенными седыми волосами, сидела в зале на диване, тряслась всем телом и, как пьяная, бессмысленно
поводила глазами. Около нее со стаканом
воды суетился тоже бледный и крайне взволнованный старший сын ее, гимназист Василий.
— Был-с. За мною в барак присылали. Я
велел воду греть и вот
к вам пришел.
— Никогда я не находил препятствия в моих убеждениях, чтобы приблизиться
к народу. И здесь это еще легче, чем где-нибудь. Он молебен служит Фролу и Лавру и
ведет каурого своего кропить
водой, а я не пойду и скажу ему: извини, милый, я — не церковный… Это он услышит и от всякого беспоповца… В общем деле они могут стоять бок о бок и поступать по-божески, как это всякий по-своему разумеет.
Ни отца, ни матери
к нему не допустили, продержали больше недели в холодной на хлебе и на
воде и
повели в правление сечь.
Из них весьма многие стали хорошими женами и очень приятными собеседницами, умели
вести дружбу и с подругами и с мужчинами, были гораздо проще в своих требованиях, без особой страсти
к туалетам, без того культа «вещей», то есть комфорта и разного обстановочного вздора, который захватывает теперь молодых женщин. О том, о чем теперь каждая барышня средней руки говорит как о самой банальной вещи, например о заграничных поездках, об игре на скачках, о
водах и морских купаньях, о рулетке, — даже и не мечтали.
И вот я поехал пить
воды в Киссинген с приятной перспективой
вести дальше главы первой части романа. У меня была полнейшая надежда —
к сентябрьской книжке доставить в редакцию целых две части романа.
Дом Рогожиных горел огнями. Обставленная растениями галерея
вела к танцевальной зале. У входа в нее помещался буфет с шампанским и зельтерской
водой. Тут же стоял хозяин, улыбался входящим гостям и приглашал мужчин «пропустить стаканчик». Сени и лестница играли разноцветным мрамором. Огромное зеркало отражало длинные вереницы свечей во всю анфиладу комнат.
Я
велел принести таз теплой
воды и мыла. Глаза японца радостно заблестели. Он стал мыться. Боже мой, как он мылся! С блаженством, с вдохновением… Он вымыл голову, шею, туловище; разулся и стал мыть ноги. Капли сверкали на крепком, бронзовом теле, тело сверкало и молодело от охватывавшей его чистоты. Всех кругом захватило это умывание. Палатный служитель сбегал
к баку и принес еще
воды.
— Сам ведаешь, боярин, перед сказкою всегда присказок. А
веду я речь
к тому, коротко лето и нашего жития. У кого есть детки, надо подумать, как бы им теплое гнездышко свить, как бы их от непогоды на теплые
воды.
— Помнишь ли, приходила раз
к отцу твоему бабеночка, сухотная, чахотная, что ли, все покрехтывала да покашливала, словно у ней в горле что стояло? Вот дал он ей снадобья какого-то жгучего, да и
велел ей пить по капельке в
воде на зарях. Смотри, говорил он ей, пузырька не разбей, — а то наделаешь таких проказ, что свету божьего невзвидишь.
Князь Вадбольский. Что ж? у него болит сердце, может быть,
к радостной
вести о походе. (Поет.) Тpapa-pa! В литавры забьют и в трубы затрубят. Гаркнут: на коней! и с нашего Сени хандра, как с гуся
вода.
Тут лекарка подошла
к коробу, подозвала старшую девочку, называя ее своею внучкой,
велела ей осторожно вынуть пузырек, замеченный соломинкой в бумажной пробке; потом отдала его Мариуле с крепким наказом давать больной лекарства по одной капле, и то в
воде.
— Скорей
к повествованию, Василий Кириллович, и потом жаждущему хоть каплю
воды: одно слово о княжне. Когда ты скажешь мне его, я
велю принесть подарочек…
Дождик прошел, только падал туман и капли
воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который легко и беззвучно ступая по кореньям и мокрым листьям своими вывернутыми ногами в лаптях,
вел к опушке леса.